Na nádraží jsem si koupil lístek do La Spezia. Konečně jsem vnímal, že jsem v Itálii. Cítil jsem se pevný a jistý. Recepční měl pravdu: „Taková noc…“
V La Spezia nebylo příliš o čem rozhodovat. Před nádražím rostl vysoký plot ze zaprášených keřů a dole pod ním supěl přístav, který jako velryba občas vydechl gejzír pachů, hulákání a rezavého skřípotu. Korsika se mi proměnila v ušmudlanou, neodeslanou pohlednici. Ostatně, cíle bylo dosaženo, či spíše se mi sám od sebe zjevil, a nechtěl jsem se už dál rozmělňovat v dalších sebepitváních, otevřel jsem všechna okna své zatuchlé pevnosti a nechal proudit čerstvý vzduch, nač mu tedy stát v cestě a znovu se v kruhu honit za svým vlastním stínem?
Vrátil jsem se k pokladně a zeptal se na nejbližší vlak do nějakého velkého města.
„Za patnáct minut do Benátek, za čtyřicet do Říma,“ ozvalo se za okýnkem.
Vydal jsem se do Benátek.
Byl jsem v tom městě už jako malé dítě s rodiči a s bratrem, ale nic jsem si z toho nepamatoval. Snad jen holuby. Měl jsem o něm vzrušující fantazie, ve kterých se mísila mlha a ostré slunce, slaný vzduch a těžká zamotaná tajemství. Rozmazané siluety Giacoma Casanovy, Lorenza da Ponte a Antonia Vivaldiho. Ještě rozmazanější postavy dóžecích udavačů, hbitých gondoliérů a karnevalových masek. Pach ryb a soumraků ve vlhkém městě. Jak jsem se přesdvědčil, nebyl jsem daleko od pravdy, ale netušil jsem, jak mě to město sevře. Uchopí a nepustí.
Na nádraží Santa Lucia jsem vyskočil z vlaku, a když jsem vyšel z budovy, jenom jsem zasténal. Přede mnou bez varování vybuchl ohňostroj překrásného města. Bylo jedenáct hodin v noci. To město mi kynulo na pozdrav, Canal Grande jako by vrtěl hlavou, že to tak dlouho trvalo, a vlevo už mne vybízel Ponte degli Scalzi, abych jen vstoupil, že je vše připraveno. Musel jsem si sednout na schody a počkat, až se mi zklidní tep a budu se moci nadechnout.
Zůstal jsem v tom městě tři dny. A bylo lhostejné, jestli jsem byl nahý, nebo mi Benátky vtiskly na obličej jednu ze svých šalivých masek. Byl jsem šťastný. Byl jsem zamilovaný.
Zamiloval jsem se do města. Nebudu a nechci popisovat tyto tři dny. Byla to opojná svatební noc. Na náměstí San Marco jsem se napil moře a nechal se vést… | На вокзале я купил билет до Специи. Наконец-то я понял, что я в Италии. Я чувствовал себя решительным и уверенным. Администратор был прав: «Такая ночь…» В Специи особенно не было чего оценивать. Перед вокзалом была высокая изгородь из покрытых пылью кустов, а внизу под ним пыхтел порт, который, как кит, иногда выпускал фонтан запахов, галдежа и скрипа ржавчины. Корсика превратилась для меня в испачканную, неотправленную открытку. В конце концов, цель была достигнута или, скорее, сама собой появилась передо мной, и я больше не хотел разбирать себя по косточкам, раскрыл все окна своей затхлой уверенности и пустил свежий воздух – на что же он тогда годится в дороге, кроме как опять по кругу гоняться за собственной тенью? Я вернулся к кассе и спросил, какой будет ближайший поезд до большого города. «Через пятнадцать минут – до Венеции, через сорок – до Рима», – раздался голос за окошком. Я поехал в Венецию. Мне уже довелось побывать в этом городе ребенком с родителями и братом, но ничего не мне вспоминалось. Может, только голуби. У меня были об этом городе волнующие фантазии, в которых смешивался туман и жаркое солнце, соленый воздух и запутанная тайна. Размытые силуэты Джакомо Казановы, Лоренцо да Понте и Антонио Вивальди. Еще более размытые образы осведомителей дожей, ловких гондольеров и карнавальных масок. Запах рыбы и сумерек во влажном городе. Как я убедился, я не был далек от правды, но не ожидал, как меня этот город сожмет. Схватит и не отпустит. На станции Санта Лючия я выскочил из поезда, а когда вышел из здания вокзала, лишь застонал. Передо мной без предупреждения взорвался фейерверк прекрасного города. Было одиннадцать часов вечера. Этот город меня поприветствовал, Гранд-Канал как бы качал головой, что это было так долго, а слева меня уже приглашал мост Скальци, чтобы я только на него ступил, сообщая, что все готово. Я вынужден был присесть на ступеньки и подождать, пока успокоится пульс и я смогу дышать. В этом городе мне пришлось остаться на три дня. И было все равно, одет ли я был или отпечатала ли Венеция у меня на лице одну из своих диковинных масок. Я был счастлив, был влюблен. Я влюбился в этот город. Не буду и не хочу описывать эти три дня. Это была упоительная брачная ночь. На площади Сан-Марко я упился морем и дал себя увести… |